Линойя
в зиму каждый раз заныриваешь, как в бесконечный, темный ледяной тоннель. Идешь, идешь ото дня ко дню - то холодно, то вовсе дубак, уворачиваешься от сосулек, проползаешь по шкуродерам запаркованных машин, хлюпаешь по жиже на переходах. Извивается тоннель, но никак не кончается - тьма плещется в заоконном колодце, подступает к горлу. Нет исхода, вечная стужа. День ото дня не отличается вовсе, Ледяная дева глядит в твои глаза.
Потом, в конце февраля - я помню, так было! так будет ли? - вдруг оказываешься на улице, а там небо! там шальной ветер с залива сдувает шапку, воробьи галдят: "Мы выжили! мы ничьи!" И тогда только понимаешь - мы тоже выжили, выстояли зиму, а дальше уж как-нибудь поднимет и потащит.
Но сейчас так трудно верить в этот проблеск, промельк, взмах птичьего крыла.
Потом, в конце февраля - я помню, так было! так будет ли? - вдруг оказываешься на улице, а там небо! там шальной ветер с залива сдувает шапку, воробьи галдят: "Мы выжили! мы ничьи!" И тогда только понимаешь - мы тоже выжили, выстояли зиму, а дальше уж как-нибудь поднимет и потащит.
Но сейчас так трудно верить в этот проблеск, промельк, взмах птичьего крыла.